I. Mazepa’s political action (1708-1709) as composite element of the system crisis at the end of XVII – beginning of XVIII centuries
Личность и эпоха гетмана Украины (1687-1709 гг.) Ивана Мазепы являлась предметом описания, анализа и оценки не одного поколения историков, начиная с XVIII века. С точки зрения традиционной историографии можно выделить три основных условных направления, в рамках которых формировались схемы трактовок жизни и деятельности данной исторической личности, а также особенности оценок его последней военно-политической акции 1708 года.
Наиболее распространенным является представление И.Мазепы в роли изменника Петра, украинского народа и “вечной дружбы” российского и украинского народов. Его сепаратизм рассматривался как угроза для целостности Московского государства. Те авторы, которые придерживались государственного направления официальной российской историографии, были убеждены в существовании “единой и неделимой России” уже в конце XVII века. Соответственно Украина (Малороссия) воспринималась ими как ее неотъемлимая часть. В силу этого, переход И.Мазепы на сторону шведского короля Карла ХІІ, совершенный в интересах Украины, рассматривался как непосредственная угроза Московскому государству и поэтому не мог не рассматриваться ее идеологами и историками, как измена.
В то же время, представители народнического направления в историографии представляли гетмана И.Мазепу как защитника собственных интересов, а также интересов казацкой старшины, чьи “узко классовые” интересы противоречили интересам украинского народа. Соотвественно, с точки зрения этой части историков, действия И.Мазепы также представлялись, как измена интересам большинства населения Украины.
Позиции российских историков-государственников и историков-народников были продолжены представителями советской историографии, которые видели в акции И.Мазепы измену не только российскому государству, украинскому народу, но и “вековечной дружбе двух братских народов“[1].
Не менее распространенной стала и другая позиция. Иван Мазепа стал символом борьбы за национальную независимость, национальным героем, к образу которого, апеллировали все последующие поколения борцов, стараясь доказать право украинского народа на самостоятельное государство и национальную независимость. Подобная точка зрения в основном была отражена в научных трудах историков державницкого направления в украинской историографии, отцом которого считают М.Грушевского, однако наиболее четко это направление сформировалось несколько позже и было представлено научными трудами таких ученых как, В.Липинский, Д.Донцов и др.
Попытки подойти к изучению жизни и деятельности И.Мазепы с точки зрения исторического объективизма были не многочисленны. Одними из первых попытались это осуществить украинские историки, проживавшие и работавшие в то время за границей (так называемые диаспорные историки – Б.Крупиницкий, О.Оглоблин, О.Субтельный и др.)[2]. В частности, именно последнему принадлежит вывод о бесперспективности использования традиционных подходов в оценке И.Мазепы и его политической деятельности. Он предложил использовать в качестве нового методологического подхода сравнительный метод [3]. Одним из результатов использования этого метода стало утверждение историка о том, что события начала XVIII века являются логичным продолжением так называемого “общего европейского кризиса XVII века“, который включал ряд конфликтов между суверенами и национальными элитами в Англии, Франции, Голландии, Италии, Португалии и Каталонии. Через полстолетия ситуация повторилась, однако уже на территории Восточной Европы – в Ливонии (1700), Польше (1702), Украине (1708), Молдавии (1711), Венгрии (1703-1711). В частности, Йоган фон Паткуль, вдохновитель ливонской шляхты, в 1700 году при помощи короля Саксонии Августа и царя России Петра І попытался освободить Ливонию из-под власти Швеции. В 1702 году Станислава Лещинского избрали королем Польши с мандатом защищать “золотые вольности” от саксонского абсолютизма при помощи Швеции и ее короля Карла ХІІ. В 1708 году гетман Левобережной Украины И.Мазепа попытался с помощью шведов избавиться от власти российского царя над Украиной. В 1711 году Дмитрий Кантимир, господарь Молдавии, при поддержке Петра І попытался освободиться от власти османского султана. И наконец, на протяжении 1703-1711 гг. Ференц Ракоци ІІ, лидер венгерской шляхты, пытался при помощи Франции ликвидировать власть Габсбургского цесаря в Венгрии.
Опираясь на проведенный анализ, О.Субтельный утверждал, что Северная война, традиционно понимаемая как конфликт между Россией и Швецией за гегемонию в Европе, следует рассматривать как конфликт между национальными элитами и их чужеземными суверенами. Война между Россией и Швецией, а также конфликт между иностранными монархами и местными элитами взаимно разжигали друг друга, чем объясняется обширная география конфликта и его длительность [4].
Продолжая и развивая идеи, высказанные известным историком, попробуем рассмотреть события начала XVIII века, сквозь призму теории кризиса, предложенной Чарльзом Ф. Эндрейном в работе “Сравнительный анализ политических систем”[5].
Системный кризис, как известно, включает структурный, культурный и поведенческий кризисы, которые в свою очередь являются следствием конфликта культурных ценностей, социально-политических структур и поведения отдельно взятых людей. Рассмотрим степень реализации каждой составляющей в конфликте 1708-1709 гг.
Политическая система Московского государства накануне вступления в 1700 году в войну со Швецией уже была дестабилизирована вследствие длительной и не всегда успешной борьбы Московского государства с Османской империей и Крымским ханством (1687-1696 гг. – азовско-днепровские походы). На юге, т.е. на территории Украины в течение 1688-1692 гг. постоянно вспыхивали восстания и очаги недовольства как политикой Москвы, так и действиями собственной старшины. К 1708 году все слои общества были крайне недовольны ситуацией, особенно это касалось армии. Как отмечал Б.Крупницкий в своей монографии “Гетьман Мазепа та його доба”, казаки, что входили в состав русской армии, уже в 1701 году начали проявлять недовольство тем, что их послали на “север”, в то время как согласно Переяславскому договору (известному как “Березневі статті” Б.Хмельницкого 1654 г.) “казаческое войсько должно было защищать кордоны и интересы своей державы“[6].
Не менее ярким примером дестабилизации в государстве стало восстание под руководством К.Булавина на Дону. Согласно планам восставших, следовало собрать как можно больше сторонников, а потом двинуться на Москву с целью “губить бояр, ратных людей и немцев, которые заполонили российский престол“[7].
И.Мазепа, как гетман, подписавший при вступлении на должность союзные обязательства (Коломацкие статтьи) с Московской державой, обязан был выполнять предписания своего суверена – московского царя Петра І. Среди этих предписаний наибольшее недовольство казацкой армии вызывали требования участия казаков в военных действиях далеко за пределами их родины, в абсолютно иных климатических условиях (казаческие войска были под Псковом, в Прибалтике, под Нарвой, на территории Белоруссии и Польши), а также в условиях использования нехарактерной тактики и обещания провести военные реформы, которые грозили преобразованием казаческого войска в регулярные части российской армии под командованием российских или немецких офицеров.
Свидетельством подобной перспективы для казаков было реформирование стрелецкого войска, которое пришлось на конец XVII века. Казаческие войска Украины должны были стать следующими, но осуществлению данной реформы помешала незрешенность военно-политической ситуации на юге и начало Северной войны (1700-1721). О надвигающихся нежелательных реформах есть упоминания и в письме И.Мазепы к стародубскому полковнику Ивану Скоропадскому, в котором гетман собсвенноручно излагал причины, побудившие его перейти на сторону Карла ХІІ [8].
Кроме того, казаки были крайне недовольны их использованием не по прямому назначению, т.е. не в военных операциях, а на строительстве новой столицы – Петербурга, что приводило к существенным людским жертвам и потере боеспособности кадрового состава. Б.Крупницкий, в частности указывает, что документально подтвердить участие украинских казаков в строительстве Петербурга ми не можем, однако точно известно, что несколько тысяч казаков-запорожцев несли на берегах Невы “дополнительную (вспомогательную) службу“[9].
