Таирова-Яковлева Т.Г.

Мазепа

Введение
Глава 11. Триумф перед крахом
Глава 12. Неприятности
Глава 13. Переговоры со "шведской партией"
Глава 14. Катастрофа
Заключение

Глава 14
КАТАСТРОФА

Переход Мазепы к шведам стал хрестоматийной легендой, а для определенного рода литературы — образцом "измены". О моральной и юридической стороне этого поступка мы поговорим ниже. Для начала хотелось бы отметить тот факт, что предварительного письменного соглашения с Карлом XII у Мазепы никогда не существовало, по крайней мере, до 1709 года, когда уже постфактум был заключен чисто формальный договор. Не было подписано и договора с Лещинским — имелся только универсал этого короля, привезенный Заленским и зачитанный Мазепой старшине через полгода после этого. До сих пор ни одному историку не удалось найти оригинал договора — ни в шведских архивах, ни во французских, куда попали документы Орлика. Не было найдено и копий — даже русских. Это можно объяснить, с одной стороны, тем, что гетман был крайне осторожен и все свои контакты тщательно конспирировал, а с другой — тем, что переход к шведам вовсе не был для него заранее спланированным и решенным делом. Иначе Мазепа — осторожный и опытный политик — не рискнул бы всем, бросаясь в этот омут без всякого письменного соглашения с Карлом.

В душе Иван Степанович интуитивно чувствовал безнадежность этой попытки. Он не верил полякам и Лещинскому, еще меньше шведам-протестантам и высокомерному юноше-королю. Еще в 1704 году он говорил Жану Балюзу, что Карл "слишком молодой". С другой стороны, Мазепа понимал, что Гетманщина решением Петра обрекалась на превращение в "выжженный край" и должна была стать буферной зоной в войне со шведами. И даже в случае победного для Петра исхода кампании (в который никто в тот момент не верил, включая самого царя и его окружение) Украине предстояли тяжелые реформы, ликвидация автономии и "казацких вольностей". Поэтому старшина, сторонники "государственной идеи" настойчиво требовали от гетмана посылки к шведам, и он, если не хотел остаться в изоляции, должен был согласиться с их мнением.

Выдающийся украинский историк М.Грушевский упрекал Мазепу за медлительность, нерешительность и колебания, считая, что тот "сам выкопал себе могилу" своей боязливостью. Правда, писал это он еще в конце XIX века и не повторял подобного мнения после 1918 года, когда сам побывал в роле главы государства, лишившегося власти из-за "нерешительности". Легко обвинять руководителя в ошибках, значительно сложнее самому взять на себя роль лидера. Долго колеблясь и взвешивая все "за" и "против", Мазепа ушел к Карлу. Он руководствовался не логикой "изменника" — о чем совершенно надуманно кричат определенного рода публикации, — но логикой политика. В пафосном заявлении Ивана Степановича, процитированном Орликом, что делал он это ради всех подданных, находящихся под его властью, их жен и детей, было много истины. Эти же слова повторяли и его ближайшие сторонники в своих обращениях к народу. Хулители Мазепы, объясняя его переход к шведам, обвиняют его в честолюбии. Но такое обвинение явно нелогично: гетман в октябре 1708 года был в весьма преклонном возрасте (написанная им дума, дошедшая до нас, подтверждает, что он размышлял о смерти), обладал огромным богатством, домами и поместьями в Украине, имел дом в Москве и имения в Рыльском уезде, носил титул князя. Какие еще блага мог он искать у шведов, переходя к ним без всякого предварительного соглашения? Наоборот, он рисковал всем ради своих убеждений и идеалов.

Выше мы говорили, что ситуация, когда перед лицом наступления шведов Мазепа заключил с ними соглашение и тем самым пытался спасти Украину от разорения (как русскими, так и шведскими войсками), вполне сопоставима с ситуацией, когда Карл вошел в Саксонию. Мазепа, по сути, просто повторил путь Августа, поставив интересы своего края и своего народа выше союзнического долга. При этом морально гетман был гораздо более свободен в этом своем шаге, чем польский король. Ведь именно Август уговорил Петра начать Северную войну, именно он заварил кашу, а затем капитулировал, обрушив на Россию всю тяжесть противостояния шведской машине. Мазепа, наоборот, с самого начала выступал категорическим противником союза с Августом и войны со Швецией.

Отношения между государствами регулируются юридическими договорами. Украина продолжала оставаться автономным государством, признавая власть царя исключительно на условиях Коломакских статей. Целый ряд пунктов этого договора был к октябрю 1708 год нарушен Петром. Почему-то представляется естественным и оправданным то, что при завершении Северной войны Петр добьется сохранения за собой финских земель и отдаст полякам православное Правобережье. Такая позиция, возможно, действительно соответствовала интересам Российской империи. Но очень странно обвинять при этом Мазепу в том, что он ставил интересы Украины выше интересов империи.

Существует и еще один прием, с помощью которого пытаются доказать правомочность обвинения Мазепы в "измене". Заявляется, что в случае перехода к шведам речь идет о военном преступлении, а следовательно, виновный (виновные) подлежал самому строгому приговору военного суда. Эта логика грешит очень многими натяжками. Никогда Петр и его окружение не считали гетмана военным чином, а Войско Запорожское всегда, начиная с 1654 года, рассматривалось в Москве исключительно как государственное понятие. Поэтому и присягали гетманы за "Войско Запорожское с городами и с землями"4. В сохранившихся до наших дней высказываниях Мазепы эта мысль отслеживается очень четко. Он рассматривал себя не как военачальника, но как "государя" подвластного ему края. Поэтому и заботился о своих подданных, их "женах и детях". На самом деле, это была устойчивая традиция, которая имела место со времен Сагайдачного, боровшегося не за сословные казацкие интересы, но за восстановление православия в Украине. В своих универсалах начала XVIII века Мазепа постоянно подчеркивал, что заботится об "отчизне нашей малороссийской". То есть разделял интересы Украины и России, не считая себя обязанным заботиться об общеимперских интересах. Такое представление полностью вписывалось в общеевропейскую концепцию "государя" начала Нового времени.

Кроме этого, концепция "военного преступления" совершенно не соответствует реальным действиям, предпринятым петровским правительством, в частности — расправам над семьями "мазепинцев" и простыми мирными жителями, о чем речь пойдет ниже.

Самым ярким свидетельством того, насколько далеко было понимание Петром и его окружением психологии украинской элиты и их настроений, — это то, как они встретили известие о переходе Мазепы к шведам. Царь получил срочную депешу от Меншикова в ночь на 27 октября и тут же отослал ответ: "Письмо ваше о нечаянном никогда, злом случае измены гетманской мы получили с великим удивлением". При этом Петр настолько не ориентировался в ситуации, что, предлагая Меншикову поспешно провести выборы нового гетмана, высказывался за кандидатуру миргородского полковника Данила Апостола. Он считал его врагом гетмана, в то время как тот был одним из наиболее близких единомышленников Мазепы и к тому времени тоже уже находился у шведов.

Иван Степанович прибыл в лагерь Карла 28 октября. Въезд был обставлен торжественно, согласно казацким традициям. Перед гетманом несли длинный бунчук с позолоченным набалдашником и конскими хвостами, а также знамена. Состоялась аудиенция у короля, о содержании которой ничего не известно. Затем Мазепа и его ближайшее окружение были приглашены на обед. Обстановка была натянутой. За целый час Карл не произнес ни слова, хотя сидел напротив гетмана. Скорее всего, уже там, на аудиенции, наметились проблемы во взаимоотношениях юного, самоуверенного шведа с престарелым, опытным и осторожным гетманом. Яркое свидетельство тому — инцидент, произошедший по окончании обеда. Карл, видимо, смотрел на казаков и непривычные для него традиции как на своеобразные диковинки. Поэтому он приказал принести заинтересовавший его бунчук, чтобы получше рассмотреть его. Но Мазепа, видимо оценив такое поведение как оскорбительное, удалился к своим казакам, расположенным в соседних селах.

Какие действия планировал Мазепа, соединяясь со шведами? Ничего документально закрепленного мы не имеем. Орлик вкладывал в уста гетмана следующее заявление: "Я не желал и не хотел христианского кровопролития, но намеревался, прийдя в Батурин с шведским королем, писать к царскому величеству благодарственное за протекцию письмо, в нем описав все наши обиды прежние и теперешние, отнятие прав и вольностей, крайнее разорение и приготовленную всему народу гибель. И, наконец, заявить, что мы, как свободно под высокодержавную царского величества руку для православного восточного единоверия приклонились, так, будучи свободным народом, свободно теперь уходим, и, благодаря царское величество за протекцию, не хотим руки наши на кровопролитие простирать, но под протекцией короля шведского будем ожидать совершенного нашего освобождения". При этом якобы гетман надеялся добиться "освобождения" не войной, но миром, путем договора, уговорив шведского короля подписать соглашение с Петром. Орлик назвал этот план безумным. Если план гетмана действительно был таковым, то уже после первого общения с Карлом Мазепа должен был убедиться в своих заблуждениях.

Мазепа, которого многие историки обвиняют в планах измены чуть ли не с момента начала его гетманства, оказался настолько неподготовленным к этому шагу, что даже не издал официального универсала, объясняющего и оправдывающего его поступок. Для сравнения: в свое время гетман Иван Выговский, разорвав союз с Москвой в 1658 году, опубликовал "Манифест европейским державам", разъяснявший его позицию. Нечего и говорить, что и сам Мазепа, и его окружение были достаточно образованными и юридически грамотными людьми, чтобы иметь возможность подготовить подобный документ.

Тем временем российские власти начинают жесткую пропагандистскую войну, к которой Мазепа и его сторонники оказались не готовы. Уже ночью 27 октября Петр издал "Манифест", в котором извещал старшин и полковников, что "гетман Мазепа безвестно пропал", и приказывал им немедленно прибыть в обоз на Десне для совета. А на следующий день пишется новый "Манифест", в котором уже заявлялось, что гетман "изменил и переехал к неприятелю нашему, королю шведскому". При этом декларировалось, что Мазепа сделал это с целью "малороссийскую землю поработить по-прежнему под владение Польское, и церкви Божий и славные монастыри отдать в унию". В этом не было ни слова правды, тем более что сам Петр распорядился передать полякам Правобережье, но в условиях пропагандистской войны это никого не волновало. Теперь Петр приказывал старшине ехать в Глухов уже для избрания нового гетмана. В тот же день, 28 октября, царский универсал отменил аренды, которые, как говорилось в документе, Мазепа ввел "ради обогащения своего". Это был очередной популистский шаг, рассчитанный на самые "черные" силы казачества и к тому же подрывавший экономическую основу Гетманщины.

Но, безусловно, самым сильным и эффективным шагом российского правительства стало нападение Меншикова с корпусом российских войск на гетманскую столицу Батурин. Мазепа оставил в своей любимой резиденции гарнизон в восемь тысяч человек, почти 100 пушек, большой запас пороха, продовольствия и фуража. Имелись там, разумеется, и значительные материальные средства. Попытки взять хорошо укрепленный город штурмом не увенчались успехом. Тогда Александру Даниловичу удалось найти изменника, сотника И.Носа, который за хорошую награду показал подземный ход. Утром 2 ноября российские войска ворвались в Батурин. После двухчасового боя остатки гарнизона были перебиты вместе со всем гражданским населением. Всего в батуринской трагедии погибло около 15 тысяч украинцев, в том числе все женщины и дети, укрывавшиеся в замке. Современные исследования археологов рисуют страшную картину резни. После этого все дома, церкви и монастыри были разграблены и согласно царскому указу сожжены. Меншиков успел вывезти часть артиллерии, гетманский архив, библиотеку Мазепы, равно как и другие ценности, хранившиеся в столице и загородной резиденции Гончаривке. Вывезли даже мощи святой Варвары, подаренные Мазепой батуринскому монастырю по просьбе Дмитрия Туптало (Ростовского). Даже через двадцать лет после этой трагедии Батурин оставался "весь пуст".

Орлик писал, что когда гетман узнал об уничтожении своей столицы, то был крайне опечален и сказал: "Плохие и несчастливые наши начинания! Похоже, что Бог не благословляет моего намерения. Теперь в нынешнем нашем несчастливом состоянии все дела иначе пойдут и Украина, Батуриным устрашенная, бояться будет вместе с нами держаться". 11 ноября Мазепа вместе со шведами подошел к своей разоренной столице. Картина, представшая им, была ужасна: "...задымленные мельницы, развалины зданий, человеческие трупы, которые были наполовину сожжены и залиты кровью".

Между тем окружение Петра бурно развивало наступление. Был отдан указ о конфискации всего имущества Мазепы. Были даже конфискованы его деньги, вложенные в Киево-Печерскую лавру. Д.Голицын направился под Белую Церковь, где стоял полковник Бурляй с сердюками и хранилось большое количество имущества гетмана. Используя, как он выражался, "науку" Меншикова, Голицын обещал Бурляю 100 рублей, по 40 рублей сотникам и по 2 рубля всем казакам. После этого Белая Церковь без боя впустила отряд Голицына. Из имущества Мазепы были захвачены серебряная посуда, соболя, деньги (в том числе 17 бочонков ефимков и 11 бочонков серебряных рублей). В руки Голицына попали и исторические реликвии Войска Запорожского — булава, бунчук и войсковая печать Богдана Хмельницкого, полученные им от Яна Казимира в 1649 году.

Только после известия о Батурине, упустив время и инициативу, Мазепа, "по прошению полковников", написал универсалы в города и старшине, "что он не для приватной своей пользы, но для общего добра всей отчизны и Войска Запорожского принял протекцию короля шведского". Объясняя причины своего перехода к шведам, гетман писал, что Москва без всякого согласия с их стороны начала отбирать украинские города под свою власть, изгоняя людей и насаждая свои гарнизоны, что российские власти намереваются уничтожить само имя Войска Запорожского, казаков превратить в драгун и солдаты, а народ малороссийский поработить.

Внезапность и неподготовленность перехода к шведам привели к тому, что многие из старшин, разделявших убеждения государственников, не смогли к ним присоединиться. Это прежде всего относится к генеральному есаулу Ивану Скоропадскому, человеку к тому времени уже немолодому (ему было около шестидесяти) и заслуженному, которому Мазепа доверял. Именно Скоропадский ездил в Москву, когда стало известно о доносе Кочубея. Гетман написал Скоропадскому только 30 октября, уже находясь у шведов. Он давал ему инструкцию: если не удастся засесть в Стародубе, то идти на соединение к Батурину. Письма генеральный есаул не получил, но, оказавшись в окружении русских войск, был вынужден ехать в Глухов.

После взятия Батурина партия Мазепы постоянно находилась в положении отстающего. Петр и Меншиков развили бурную деятельность, чтобы запугать население и сделать невозможным поддержку Мазепы. В Глухове в присутствии царя и тех немногих старшин, которые по разным причинам не уехали с гетманом, состоялось представление, символизировавшее гражданскую казнь. Сценарий был разработан Петром, который вместе с Меншиковым был и непосредственным исполнителем. Казнь совершалась над чучелом Мазепы (за неимением его самого). С чучела был сорван орден Андрея Первозванного, затем палач на веревке протащил его до виселицы. Там был зачитан указ об "измене Мазепы", его герб был изодран и истоптан палачом, который также сломал саблю, после чего повесил чучело на виселице. По окончании этого действия состоялась казнь захваченных в Батурине старшин, а затем формальные выборы нового гетмана. При создавшихся условиях старшина просто утвердила представленного Петром Скоропадского.

Наконец 12 ноября была совершена церковная анафема. Послание, лично написанное Петром Яворскому, не оставляло сомнений, каким репрессиям могло подвергнуться духовенство, если бы оно не исполнило царскую волю. Анафема была оглашена сперва в Глухове киевским митрополитом, а затем в Москве, в соборной апостольской церкви Успения Пресвятой Богородицы, в присутствии бояр и царевича Алексея. Стефан Яворский лично читал поучение народу и провозгласил трижды: "изменник Ивашка Мазепа за клятвопреступление и за измену к нему великому государю буди: анафема". Церковная анафема — явление невиданное в истории Украины — была на самом деле совершена вразрез с канонами православия. Никакого преступления против церкви или религии Мазепа, разумеется, не совершал. Тем не менее, традиция этой анафемы свято соблюдалась Православной церковью в Российской империи вплоть до 1917 года. Помните, как у Пушкина: "Раз в год анафемой доныне, грозя, гремит о нем собор". И хотя теперь уже в соборах ничего не провозглашают, московский патриархат до сих пор не решил вопрос со снятием анафемы или признанием ее неправомочной.

В литературе имеется устойчивое представление, согласно которому многие старшины и церковные деятели искренне осуждали Мазепу, считая его поступок "изменой" царю и народу. Этот факт используют как доказательство того, насколько "отвратительно" было "предательство" Мазепы даже его близким друзьям и соратникам, каковыми, безусловно, являлись практически все лидеры украинского православия. В связи с этим очень интересно узнать, какие истинные чувства владели Яворским. На следующий день после "анафемы" он пишет проповедь, в которой осуждает царя, "пьющего из церковных сосудов", и предсказывает Божий гнев, который неминуемо должен был обрушиться на Россию за грехи ее правителя. Проповедь эту Яворский благоразумно не огласил, но, как пишет известный российский филолог В.Живов, "удержаться от протеста, по-видимому, не мог — трудно придумать более красноречивое свидетельство его тайной ненависти к Петру".

Видимо, схожие чувства испытывали и многие из старшин. Например, Скоропадский тоже проводил политику скрытого протеста. В своих универсалах он именовал Мазепу не иначе как "бывший гетман" или "мой антецессор", но никогда "изменником", как того требовали российские власти. Схожая ситуация была и в Киево-Могилянской академии. Комендант Киева Д.Голицын писал, что не может узнать, учатся ли там подозрительные студенты, так как "все нас чуждаются". Однако пойти на что-либо большее в условиях начавшегося по отношению к "мазепинцам" террора никто не решался, и это Иван Степанович предвидел.

Резня в Батурине, гражданская казнь и церковная анафема произвели угнетающее впечатление. Петр издал указы об объявлении изменниками тех из старшины, кто не покинет Мазепу в течение месяца. Они будут лишены званий и имений, их имущество конфисковано, а их жены и дети сосланы в Сибирь. Неудивительно, что начинается массовый переход старшины к Скоропадскому. Среди тех, кто перешел, были миргородский полковник Д.Апостол, корсунский А.Кондиба, компанейский Г.Галаган, генеральный хорунжий И.Сулима и др. Миф, созданный литературой, рисует восстание против гетмана-изменника. На самом деле имела место паника населения перед возможным повторением Батурина. К этому в дальнейшем добавилось и негативное отношение к шведам, с оружием в руках добывавшим провиант и корма.

Что переживал в это время Мазепа? Факты показывают, что он не сдавался и искал выход из сложившейся ситуации. Вероятнее всего, он понимал, что случилась непоправимая катастрофа. Его многолетняя верная служба царю теперь обернулась против него. Раздражение населения из-за тягот войны, недовольство казаков — теперь все это становилось козырем в руках петровского окружения для развития их пропаганды. В этих условиях Мазепа начинает переговоры с запорожцами и Лещинским. Теми, кого он всегда ненавидел и кому не доверял. Было ли это искренним шагом? Кто знает, может быть, Мазепа, понимая, что гибнет, намеревался утащить в эту пропасть и Запорожье, которое он всегда считал врагом Гетманщины?

По крайней мере спасти Апостола он в очередной раз попробовал. Миргородский полковник, как мы видели, был одним из самых яростных противников реформ, которые Петр планировал по отношению к Гетманщине. 16 ноября Апостол писал своим сотникам и обозному, что шведские войска встают "для защищения отчизны нашой от наступления московского", информировал, что сам с Мазепой и Карлом находится в Ромне и направляется в Гадяч, куда должны были ехать и все старшины. 20 ноября местечко Сорочинцы было занято Г.Волконским, а на следующий день туда приехал сам Апостол. В своих официальных заявлениях миргородский полковник декларировал, что был с Мазепой "по неволе", и выражал верность Петру. В этом же духе там же в Сорочинцах он составил и письмо Скоропадскому. Примерно неделю Волконский колебался, как поступить с Апостолом и наконец 28 ноября отправил его к Петру и Меншикову. И только там полковник поведал тайный наказ Мазепы, в котором гетман предлагал возобновить союз с царем и выдать Карла. Петр выслушал его лично "зело секретно" и "изволил принять зело желательно и весело". Согласились и на условия, которые выставлял Мазепа, "однако ж о гарантии не малая трудность явилась". Сомнения оставались по-прежнему большие, и только когда от Мазепы прибыл сначала цирюльник Войнаровского, а затем и сам полковник компанейский Галаган, Петр поверил намерениям Мазепы и приказал написать ему. Письмо от 22 декабря было подписано Головкиным, который "крепчайшее обнадеживал" Ивана Степановича, обещал "прежний уряд" и еще большие награды. Головкин особенно настаивал, чтобы Мазепа "постарался" выдать или самого Карла, или хотя бы "прочих знатнейших".

Трудно сказать, насколько сам Мазепа верил в возможность примирения — это после Батурина, анафемы и прочего, зная вспыльчивый и мстительный характер Петра, не прощавшего даже самых близких людей. Негативным фактором была, безусловно, и проволочка, связанная с принятием решения о контактах с Мазепой. Положение самого Ивана Степановича за прошедшие полтора месяца серьезно изменилось. То ли его переписка была перехвачена шведами, то ли нашелся предатель, но у Карла возникли большие опасения по поводу лояльности его союзника. Во второй половине декабря над Мазепой устанавливается строгий контроль на грани домашнего ареста. Он находился под караулом, и без разрешения ему нельзя было выходить. Караульные шведские драгуны буквально ни на шаг не отходили от Мазепы. Между прочим, они боялись, что он может покончить с собой. В этот же период, неизвестно, с согласия гетмана или нет, но Карл взял у него три бочки денег, которые раздал своим войскам.

Еще 1 января Апостол писал Головкину, что продолжает контакты с Мазепой. Но на самом деле в петровском окружении решение было уже принято. Военная ситуация складывалась таким образом, что тайные сношения с Мазепой были уже не нужны. Карл и не думал о походе на Москву, а его генералы все чаще обсуждали необходимость "уходить за Днепр". К тому же начался активный процесс дележа имущества опального гетмана. Меншиков и Голицын ругались за сокровища, захваченные в Белой Церкви. Александр Данилович потребовал за взятие Батурина все имения Мазепы.

Наконец в январе Петр принимает окончательное решение. Он распространил универсал, в котором заявлял о намерении Мазепы отдать Украину под "ярмо польское". При этом ссылались на перехваченное письмо Мазепы к Лещинскому, "открывшее его истинные намерения". На самом деле это все был блеф: письмо к Лещинскому перехватили еще в начале декабря, в ноябре о переговорах Мазепы с польским королем рассказывал и Апостол, но тогда все это не мешало вести переговоры с гетманом. Теперь письмо было просто использовано как предлог, чтобы окончательно разделаться с Мазепой. В середине января к Ивану Степановичу был подослан убийца. Его поймали и повесили. Возврата больше не было. В свою очередь, Мазепа издал универсал сотникам, атаманам и войтам с требованием немедленно прибыть в Гадяч.

Декабрь и январь выдались в Украине, как и во всей Европе, очень холодными. Шведы, не привычные к морозам, страдали и гибли. Офицеры были вынуждены бежать за санями, чтобы хоть как-то согреться; "выпущенная из уст слюна замерзала раньше, чем падала на землю". Во время перехода под Гадяч, спровоцированного русскими, шведам пришлось выйти из теплых хат на лютый мороз. Более ста шведских солдат отморозили себе руки и ноги, несколько десятков погибло. Раздраженный Карл в начале января бросил свои войска на Веприк, не желавший пускать шведов. После ожесточенной обороны, когда порох кончился, город сдался. Шведская армия потеряла около двух тысяч человек и множество офицеров. Это был первый случай открытого сопротивления украинского города. Пленных отдали Мазепе, который приказал посадить их в яму.

После этого Карл взял Зиньков, Опошню и Леблядин. Местечки сопротивления не оказывали. В основном они стояли пустые. Карл распорядился их грабить, дома жечь, жителей убивать. В конце января был предпринят поход на Слободскую Украину, в результате которого еще десятки сел и местечек были уничтожены. Такие действия шведов спровоцировали начало партизанской войны, которую вели, прежде всего, крестьяне и которая делала положение Карла еще более тяжелым. Его поход на Белгород был прерван внезапно начавшейся в середине февраля оттепелью. Реки разлились, снега растаяли. В этом паводке потонули возы с частью денег Мазепы.

Что делал Иван Степанович в эти тревожные зимние месяцы? Как мы говорили, ведя в ноябре переговоры с Петром, Мазепа вряд ли серьезно рассчитывал на успех. Скорее, придерживаясь своей обычной тактики, гетман, видя крайне тяжелую ситуацию, пробовал любые пути. К Лещинскому он отправил своего слугу Нахимовского, вел переговоры и с запорожскими казаками. 24 ноября Запорожье ответило, что готово быть под шведским королем, но для этого должны быть присланы послы для переговоров. Одним из главных условий запорожцы выставляли ликвидацию Каменного Затона и Самары — крепостей, задуманных и исполненных при непосредственном участии Мазепы для отпора татарам и контроля за своенравным Запорожьем.

Борьба за Запорожье продолжалась всю зиму. Посланец Скоропадского, извещавший Сечь о его избрании, был избит кошевым Гордеенко до полусмерти. Мазепа послал в Сечь генерального судью В.Чуйкевича, генерального бунчужного Ф.Мировича и Чигиринского полковника К.Мокиевского — лучших из старшин, которые оставались с ним. Эти усилия увенчались успехом. 26 марта состоялась встреча Гордеенко с Мазепой в Диканьке, а на следующий день они вместе приехали к Карлу. Кошевой с запорожцами были удостоены аудиенции, приветствовали короля и присягнули ему на верность. Каждый был лично представлен Карлу и отвешивал ему низкий поклон. Был заключен договор: с одной стороны — Мазепа и Гордеенко, с другой — шведский король. По этому договору Запорожье присоединялось к шведско-украинскому союзу, а Карл давал обязательство не заключать мира с Петром без выполнения союзных обязательств. Мазепе этот договор дался непросто — и в моральном, и в физическом смысле. После трехдневного банкета с запорожцами он лежал совершенно больной.

Известие о присоединении Запорожья оказало большое влияние на Гетманщину. Полтавский полк (где влияние запорожцев было всегда очень сильно), Правобережье (прежде всего старые казацкие регионы, Чигирин) и даже часть Слободской Украины были охвачены огнем "смятения". Крестьяне и казаки объединялись в ватаги, повторяя путь, который в свое время прошел Петрик. Правда, не все то, что там происходило, могло нравиться Мазепе. В частности призывы Гордеенко "побивать старшину".

В Польше прорусская партия была крайне встревожена известием о переходе запорожцев на сторону Мазепы, в частности — Сенявский. Поэтому Петр и Меншиков предпринимали огромные усилия, чтобы не допустить присоединения Запорожья. Из сибирской ссылки был возвращен Палей, чье былое влияние на Правобережье планировалось теперь использовать против Мазепы. По указанию Петра было подготовлено посольство из "добрых казаков", снабженное значительными денежными суммами. Подбирал их лично Апостол. В задачу посланцев входило разойтись по куреням и там "диверсию учинить", то есть постараться свергнуть Гордеенко. Несмотря на тщательный отбор кандидатов, миссия успехом не увенчалась: посланцев прикрутили к пушкам, им чудом удалось бежать из Сечи. Но в начале апреля Гордеенко все же был смещен и кошевым избрали Петра Сорочинского. Меншиков с радостью уведомлял об этом Петра, полагая, что новый кошевой был сторонником Москвы. Однако энтузиазм его оказался преждевременным: Сорочинский не только не переменил отношения к шведам, но и сам поехал в Крым, чтобы уговорить татар выступить против русских.

Проиграв заочный бой за Запорожье, Петр решил пойти по пути Батурина — уничтожить Сечь. Туда было направлено три пехотных полка во главе с полковником П.Яковлевым. Первой 16 апреля была взята и сожжена Келеберда. Упорный бой шел за Переволочную, где находилось три тысячи запорожцев с большой флотилией, обеспечивавшей положение союзников на Днепре и контакты с Правобережьем. На помощь Яковлеву пришел Волконский, и после двухчасового боя город был взят. Все запорожцы и жители были убиты (в плен живьем взяли только 12 человек), жгли и вырезали также соседние курени. Голову замещавшего кошевого атамана (так как Сорочинский был еще в Крыму) послали в Запорожье для устрашения.

Штурм Сечи продолжался четыре дня, после чего 19 мая 1709 года Запорожье перестало существовать. Казаков и старшин вешали, им рубили головы, оскверняли могилы старых запорожцев. Все постройки были уничтожены, как писал Меншиков: "Все их места разорить, дабы оное изменническое гнездо веема выкоренить".

Единственное, что мог теперь предпринять Мазепа, это уговорить Карла срочно осадить Полтаву. Это была последняя надежда переломить ход событий, удержать шведов в Украине и дождаться подкрепления из Крыма. Тем более что войска Лещинского были отброшены от Львова, лишая Карла надежды на приход своего польского союзника.

В конце апреля началась осада Полтавы, которая продлилась три месяца. За это время внешнеполитическая ситуация серьезно изменилась. В начале июля Дания, Пруссия и Саксония заключили оборонительный союз. Османская империя занимала выжидательную позицию. Затяжная Русско-шведская война как нельзя больше ее устраивала. Пока она только разрешила запорожцам основать на своей территории Олешковскую Сечь на Нижнем Днепре.

Осада Полтавы шла вяло, хотя город регулярно бомбили шведские мортиры. Но казаки Мазепы просили Карла не разрушать город, в котором жило много их родственников и где хранились большие богатства. Уверяли, что сопротивление полтавчан можно сломить голодом. К тому же у шведов была жесточайшая нехватка пороха — даже на караул заступали с незаряженными ружьями и набивали их только по тревоге. Тем не менее положение осажденных ухудшалось с каждым днем. Уже в мае горожане начали умирать от голода, более тысячи человек гарнизона выбыли из-за болезней и ран.

7 июня на военном совете Петр принял решение, что после нескольких отвлекающих маневров его армия переправится через Ворсклу и даст генеральное сражение шведам. 13 июня казаки Скоропадского совершили рейд по тылам противника. Одновременно были предприняты вылазки полтавчан и атаки небольших отрядов казаков. 16 июня в стычке с одним из этих отрядов под Нижними Млынами был ранен Карл XII. Находился он там вместе с Мазепой, а племянник гетмана, Войнаровский, командовал запорожцами, отражавшими нападение. Ранение короля имело много негативных последствий: суеверный страх дурного предзнаменования, невозможность оперативно командовать армией во время генерального сражения и т.д. Русские части располагались уже так близко к позициям шведов, что какие-то калмыки, желая отличиться, ворвались в дом, где размещался Мазепа, но были оттуда выбиты шведскими драгунами.

Не начав сражения, Карл его уже проигрывал. Не будучи уверен в планах Петра, он дал ему две недели, чтобы подготовиться к сражению. Никакие доводы разума король не желал принимать во внимание. Еще 11 июня Мазепа вместе с первым шведским министром графом Пипером ездил уговаривать Карла прекратить осаду Полтавы. Но тот упрямо заявил, что если Полтава не будет взята завтра, то послезавтра, если не через месяц, то через год, если не через пять лет, то через десять. Лихорадка, следствие ранения, еще больше усиливала упрямство Карла. К тому же он оттягивал сражение, рассчитывая на подход татар или Лещинского. И только когда он получил дезинформацию, что к Полтаве идет 30 тысяч калмыков (их шло всего три тысячи), он принял решение вступить в бой. С российской стороны в нем принимали участие 42.500 человек помимо казаков Скоропадского, у Карла было только 25 тысяч, а шесть тысяч по-прежнему штурмовали Полтаву.

В этом генеральном сражении 27 июня 1709 года решилась судьба и России, и Украины, и самого Мазепы. Последнему участвовать в нем не довелось. Как писал очевидец, гетман прискакал рано утром на великолепной лошади, богато и красиво одетый. Скорее всего, он понимал, что настал момент истины, и хотел его встретить достойно казацкого гетмана. Однако Карл приказал ему вернуться к обозам, заявив, что у Мазепы и так слабое здоровье. Таким образом, ни гетман, ни его казаки участия в Полтавском сражении не приняли. Возможно, именно оттого, что Мазепа предчувствовал результат боя, и оказался гораздо более морально подготовленным к разгрому, чем Карл.

В битве под Полтавой шведы потеряли почти 10 тысяч человек, в плен попало три тысячи, в том числе граф Пипер. В то время как Петр оказывал любезности шведским генералам и пил "за учителей своих" — шведов, запорожцев, как писал шведский очевидец, колесовали и сажали на кол. В плен сдались и многие знаменитые мазепинцы: генеральный судья Чуйкевич, генеральный есаул Максимович, полковники Зеленский, Кожуховский, Я.Покотило, А.Гамалея, С.Лизогуб. Всех их ждала Сибирь.

Карл, у которого ядро разбило носилки и под которым дважды убивали лошадей, был в полном смятении и отчаянии. Король еще никогда не проигрывал и не умел это делать. Он хотел было пробираться в Подолье, чтобы там соединиться с Крассау и Лещинским, но Мазепа настойчиво требовал идти в Турцию.

Доктрина линейной тактики: "отступающему противнику — золотой мост", опасение контратаки со стороны шведов, безумная радость победы и начавшийся пир — все это вместе взятое спасло убегавших от немедленной погони. Только утром в погоню бросился Меншиков. Больше всего Петр мечтал поймать Мазепу. 29 июня шведы и мазепинцы добрались до Переволочной. Предстояла переправа через Днепр. Казаки на лошадях справились с задачей, и Мазепа с двумя тысячами первый ушел за реку. В ночь на 30 июня запорожцы поставили колеса кареты Карла XII в две связанные между собой паромные лодки и переправили короля.

На Днепре разыгрывалась настоящая трагедия. Украинцы бежали со всем своим скарбом. 30 возов с серебром и деньгами Орлика погибли при переправе. Его жена "в одном платье" с детьми сумела захватить только шкатулку с драгоценностями и тысячей червонцев. Орлик — поэт, панегирист и образец учености своего времени — метался в отчаянии и обещал казакам 300 талеров за переправу его возов.

Утром к Переволочной добралась измученная погоня. Поняв, что Мазепу и Карла уже не догнать, Голицын устремился за корпусом Левенгаупта, который направился к Ворскле. Окруженный Голицыным и Меншиковым, Левенгаупт капитулировал, предварительно успев сжечь королевский архив. С ним сдались 13 тысяч деморализованных шведов и три тысячи мазепинцев. Несколько сотен запорожцев, догадываясь, какая их ожидает участь, бились до конца или кидались в Днепр.

Те же, кто сумел бежать с королем и гетманом, шли по территории, обезлюдевшей еще со времен Руины. Одна группа шла с Мазепой, другая — с Карлом. Гетман ехал в карете, потрясенный последними событиями и совершенно разбитый. Его знания этого края были теперь спасением и для него самого, и для Карла. Этими, невидимыми для шведов тропами он ездил больше тридцати лет назад посланцем от Дорошенко, здесь попал в плен к запорожцам, которые теперь были ядром его немногочисленной свиты. Судьба давала много пищи для размышлений.

Добравшись до Буга, Карл по совету Мазепы отправил посланца к очаковскому паше, с которым у гетмана были давние связи. Паша помог переправиться, и они оказались в турецких владениях. 23 июля Секер-паша прислал им приглашение в свою столицу, в Бендеры.

Прибыв в город, беглецы узнали, что Петр требовал от паши не принимать их и предлагал 300 тысяч червонцев за выдачу Мазепы. Иван Степанович не мог не тревожиться за свою судьбу. С одной стороны, он знал влияние золота в Османской империи, с другой — мстительность Петра. То, что ожидало бы его в Москве, попади он в руки царя, тоже представить было нетрудно. Впрочем, даже волноваться сил уже не было. Гетман с момента приезда в Бендеры был очень болен и не поднимался с постели. При нем постоянно находился Войнаровский, а затем и Орлик, который ездил в Яссы для устройства войсковой канцелярии.

В конце августа состояние гетмана ухудшилось. Послали в Яссы за православным священником. Мазепа попросил Карла прислать к нему надежного человека, чтобы проследить за исполнением его последней воли. Таким стал Г.Солтан, заведовавший всеми украинскими делами в шведском штабе. Гетман принял его с радостью. На смертельном одре он сохранял мужество и с полным присутствием духа шутил, что умирает, как Овидий, в тех же краях. Согласно легенде, ему еще хватило сил сделать распоряжение относительно тайных документов, которые были уничтожены.

Вечером 21 августа начались судороги, Мазепа потерял память и метался почти час. При нем были священник, Орлик, Войнаровский и Солтан. Известие о близкой смерти гетмана распространилось по Бендерам, и к полудню к дому стали собираться казаки, шведы, поляки и турки. В 4 часа пришел Карл с представителями Англии и Голландии, чтобы попрощаться с Мазепой, но тот уже никого не узнавал. После ухода короля начался страшный ливень, который продолжался весь день и ночь. Под грохот стихии в 10 часов вечера 21 августа 1709 года (по старому стилю) Мазепа умер. Не имея об этом точных сведений, Петр вплоть до начала сентября продолжал посылать силистрийскому паше предложения выдать гетмана за деньги или обменять его на Пипера.

Легенда о сказочном богатстве гетмана имела под собой все основания. Несмотря на то, что, уходя к шведам, он смог взять с собой лишь малую толику своего состояния, да и ту частично утратил и израсходовал за последние месяцы, сумма, переданная им Солтану, была очень внушительной: 160 тысяч червонцев. Это достояние стало затем предметом торга между его наследниками.

Мазепа был похоронен в предместье Бендер Варнице. Однако Орлик и другие старшины обратились к Карлу с прошением, в котором указывали, что подобные скромные похороны не подходят для гетмана, знаменитого на весь мир своими героическими делами. В результате в марте в Яссах состоялась повторная, на этот раз официальная церемония. Шведские фанфары и казацкие сурмы сменяли друг друга. Казацкая старшина несла перед гробом знаки гетманской власти: драгоценную булаву, знамя и бунчук. Гроб был покрыт алым оксамитом с широкой золотой отделкой, его везли шесть лошадей, на которых сидели казаки с обнаженными саблями. За ними следовали Карл со своими генералами, иностранные послы, представители турецкого султана, молдавского и волошского господарей. Верхом ехали Орлик и Войнаровский. Далее с опущенным оружием и знаменами шли королевская охрана и янычары.

НАЗАД : НАГОРУ : ВПЕРЕД